Неточные совпадения
Точно ли так велика
пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной
стенами аристократического дома с благовонными чугунными лестницами, сияющей медью, красным деревом и коврами, зевающей за недочитанной книгой в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет поле блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам моды на целую неделю город, мысли не о том, что делается в ее доме и в ее поместьях, запутанных и расстроенных благодаря незнанью хозяйственного дела, а о том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление принял модный католицизм.
В куски изорвали его острые камни, пропавшего среди
пропасти, и мозг его, смешавшись с кровью, обрызгал росшие по неровным
стенам провала кусты.
Пропадете в сырых погребах, замурованные в каменные
стены, если вас, как баранов, не сварят всех живыми в котлах!
Народу было
пропасть, и в кавалерах не было недостатка; штатские более теснились вдоль
стен, но военные танцевали усердно, особенно один из них, который прожил недель шесть в Париже, где он выучился разным залихватским восклицаньям вроде: «Zut», «Ah fichtrrre», «Pst, pst, mon bibi» [«Зют», «Черт возьми», «Пст, пст, моя крошка» (фр.).] и т.п. Он произносил их в совершенстве, с настоящим парижским шиком,и в то же время говорил «si j’aurais» вместо «si j’avais», [Неправильное употребление условного наклонения вместо прошедшего: «если б я имел» (фр.).] «absolument» [Безусловно (фр.).] в смысле: «непременно», словом, выражался на том великорусско-французском наречии, над которым так смеются французы, когда они не имеют нужды уверять нашу братью, что мы говорим на их языке, как ангелы, «comme des anges».
Теперь Штольц изменился в лице и ворочал изумленными, почти бессмысленными глазами вокруг себя. Перед ним вдруг «отверзлась бездна», воздвиглась «каменная
стена», и Обломова как будто не стало, как будто он
пропал из глаз его, провалился, и он только почувствовал ту жгучую тоску, которую испытывает человек, когда спешит с волнением после разлуки увидеть друга и узнает, что его давно уже нет, что он умер.
Все противоположно прежнему: воздух вместо толстых
стен,
пропасть вместо фундамента, свод из сети снастей, качающийся стол, который отходит от руки, когда пишешь, или рука отходит от стола, тарелка ото рта.
Справа у нас глиняная
стена отвесно стояла над головой, слева внизу зияли овраги, но эти
пропасти еще не были грозны: они как будто улыбались нам.
— В добрый час… Жена-то догадалась хоть уйти от него, а то
пропал бы парень ни за грош… Тоже кровь, Николай Иваныч… Да и то сказать: мудрено с этакой красотой на свете жить… Не по себе дерево согнул он, Сергей-то… Около этой красоты больше греха, чем около денег. Наш брат, старичье, на
стены лезут, а молодые и подавно… Жаль парня. Что он теперь: ни холост, ни женат, ни вдовец…
— С Михаилом-то подружился? Нет, не то чтоб. Да и чего, свинья! Считает, что я… подлец. Шутки тоже не понимают — вот что в них главное. Никогда не поймут шутки. Да и сухо у них в душе, плоско и сухо, точно как я тогда к острогу подъезжал и на острожные
стены смотрел. Но умный человек, умный. Ну, Алексей,
пропала теперь моя голова!
От малейшего возражения глаза Чертопханова разбегались, голос прерывался… «А ва-ва-ва-ва-ва, — лепетал он, —
пропадай моя голова!»… и хоть на
стену!
Мы уже подходили к ним, как вдруг впереди нас мелькнула женская фигура, быстро перебежала по груде обломков и поместилась на уступе
стены, прямо над
пропастью.
Очнувшись, снял он со
стены дедовскую нагайку и уже хотел было покропить ею спину бедного Петра, как откуда ни возьмись шестилетний брат Пидоркин, Ивась, прибежал и в испуге схватил ручонками его за ноги, закричав: «Тятя, тятя! не бей Петруся!» Что прикажешь делать? у отца сердце не каменное: повесивши нагайку на
стену, вывел он его потихоньку из хаты: «Если ты мне когда-нибудь покажешься в хате или хоть только под окнами, то слушай, Петро: ей-богу,
пропадут черные усы, да и оселедец твой, вот уже он два раза обматывается около уха, не будь я Терентий Корж, если не распрощается с твоею макушей!» Сказавши это, дал он ему легонькою рукою стусана в затылок, так что Петрусь, невзвидя земли, полетел стремглав.
— Я выпустила его, — сказала она, испугавшись и дико осматривая
стены. — Что я стану теперь отвечать мужу? Я
пропала. Мне живой теперь остается зарыться в могилу! — и, зарыдав, почти упала она на пень, на котором сидел колодник. — Но я спасла душу, — сказала она тихо. — Я сделала богоугодное дело. Но муж мой… Я в первый раз обманула его. О, как страшно, как трудно будет мне перед ним говорить неправду. Кто-то идет! Это он! муж! — вскрикнула она отчаянно и без чувств упала на землю.
«Иваны», являясь с награбленным имуществом, с огромными узлами, а иногда с возом разного скарба на отбитой у проезжего лошади, дожидались утра и тащили добычу в лавочки Старой и Новой площади, открывавшиеся с рассветом. Ночью к этим лавочкам подойти было нельзя, так как они охранялись огромными цепными собаками. И целые возы
пропадали бесследно в этих лавочках, пристроенных к
стене, где имелись такие тайники, которых в темных подвалах и отыскать было нельзя.
Прочитала она словеса огненные, и
пропали они со
стены белой мраморной, как будто их никогда не бывало там.
Вихров, взглянув вперед, невольно обмер: гора была крутейшая и длиннейшая; с одной стороны, как
стена какая, шел косой склон ее, а с другой, как
пропасть бездонная, зиял овраг.
Когда Степан открывал глаза, они смешивались с дверями,
стенами и понемногу
пропадали, но потом опять выступали и шли с трех сторон, делая рожи и приговаривая: покончи, покончи.
— Да что обидно-то? Разве он тут разгуляется? Как же! Гляди, наши опять отберут. Уж сколько б нашего брата ни
пропало, а, как Бог свят, велит амператор — и отберут. Разве наши так оставят ему? Как же! Hа вот тебе голые
стены; а шанцы-то все повзорвали… Небось, свой значок на кургане поставил, а в город не суется. Погоди, еще расчет будет с тобой настоящий — дай срок, — заключил он, обращаясь к французам.
Свет небесный воссияет,
Барабан зорю пробьет, —
Старший двери отворяет,
Писарь требовать идет.
Нас не видно за
стенами,
Каково мы здесь живем;
Бог, творец небесный, с нами,
Мы и здесь не
пропадем.
и т. д.
Сравните литературу сороковых годов, не делавшую шага без общих принципов, с литературой нынешнею, занимающеюся вытаскиванием бирюлек; сравните Менандра прежнего, оглашавшего
стены"Британии"восторженными кликами о служении высшим интересам искусства и правды, и Менандра нынешнего, с тою же восторженностью возвещающего миру о виденном в Екатеринославле северном сиянии… Какая непроглядная
пропасть лежит между этими сопоставлениями!
— Первое, что я сделал, я снял сапоги и, оставшись в чулках, подошел к
стене над диваном, где у меня висели ружья и кинжалы, и взял кривой дамасский кинжал, ни разу не употреблявшийся и страшно острый. Я вынул его из ножен. Ножны, я помню, завалились за диван, и помню, что я сказал себе: «надо после найти их, а то
пропадут». Потом я снял пальто, которое всё время было на мне, и, мягко ступая в одних чулках, пошел туда.
Экипажи ехали по дороге, прорытой в совершенно отвесном скалистом берегу, и всем казалось, что они скачут по полке, приделанной к высокой
стене, и что сейчас экипажи свалятся в
пропасть.
Долго, долго ехали мы, пока не сверкнул маленький, но такой радостный, вечно родной фонарь у ворот больницы. Он мигал, таял, вспыхивал и опять
пропадал и манил к себе. И при взгляде на него несколько полегчало в одинокой душе, и когда фонарь уже прочно утвердился перед моими глазами, когда он рос и приближался, когда
стены больницы превратились из черных в беловатые, я, въезжая в ворота, уже говорил самому себе так...
Переваливаясь с боку на бок, точно потревоженная двухпудовая гиря, он, серый, откатился к
стене и влез в нее,
пропал…
Если бы Капендюхин попробовал остановить Вавилу, Вавило, наверное, ушел бы из камеры, но, не встретив сопротивления, он вдруг ослабел и, прислонясь к
стене, замер в недоумении, от которого кружилась голова и дрожали ноги. Городовой, растирая пальцем пепел у себя на колене, лениво говорил о том, что обыватели озорничают, никого не слушаются, порядок
пропал.
Оба грустят под голубым снегом.
Пропадают в нем. И снег грустит. Он запорошил уже и мост, и корабли. Он построил белые
стены на канве деревьев, вдоль
стен домов, на телеграфных проволоках. И даль земная и даль речная поднялись белыми
стенами, так что все бело, кроме сигнальных огней на кораблях и освещенных окон домов. Снежные
стены уплотняются. Они кажутся близкими одна к другой. Понемногу открывается —
И вправду, начиная с этого вечера Борис затосковал и точно опустился. Я уже не слышал за
стеной его мелодичного мурлыканья; он уже не влетал ко мне бомбой в комнату по утрам;
пропала его обычная разговорчивость. И только когда заходила речь о Малороссии, он оживлялся, глаза его делались мечтательными, прекрасными и жалкими и точно глядели вдаль, за многие сотни верст.
Ардальон почувствовал себя в некотором роде взятым за горло и крепко притиснутым в угол к
стене. Все сорвалось, все лопнуло и все уже кончено!.. Где доводы? Где оправдания? Что тут выдумаешь?.. Ни одной мысли порядочной нет в голове! Логика, находчивость — все это сбилось, спуталось и полетело к черту!
Пропал человек, ни за грош
пропал!.. Все потеряно, кроме… да нет, даже и «кроме» потеряно!
Все подвигались шагом, друг за другом. Тропа шла вниз. Лошади то и дело спотыкались. Справа —
стена, слева —
пропасть, Ашанину было жутко, и он взглядами призывал на помощь проводника, беспечно идущего сзади.
— Собачья жизнь! — проворчал почтальон, водя глазами по
стенам и словно не веря, что он в тепле. — Чуть не
пропали! Коли б не ваш огонь, так не знаю, что бы и было… И чума его знает, когда все это кончится! Конца-краю нет этой собачьей жизни! Куда мы заехали? — спросил он, понизив голос и вскидывая глазами на дьячиху.
В трех шагах от меня была
пропасть, стремительный обрыв, головокружительная отвесная
стена, и оттого мое ложе из травы казалось воздушным и легким, и было приятно обонять запах травы и весенних каприйских цветов.
Правда, целых шесть лет я не практиковалась, живя в четырех
стенах в институте, но те два года учения, в особенности стрельбы в цель, по всей вероятности, не
пропали даром.
Поддержки нет. Бешено бьются на
стене герои, окруженные полчищами врагов. Но иссякают силы. И вот мы видим: вниз головами воины летят в
пропасть, катятся со стонами по острым выступам, разбитые доспехи покрыты кровью и пылью… О позор, позор!
На
стене чем-то острым было нацарапано: 1757 года октября 14-го. Прости, мой милый, твоя Варенька
пропала от жестокости те…
Но если она не убьется, ей только два выхода: или она пойдет и повезет, и увидит, что тяжесть не велика и езда не мука, а радость, или отобьется от рук, и тогда хозяин сведет ее на рушильное колесо, привяжет арканом к
стене, колесо завертится под ней, и она будет ходить в темноте на одном месте, страдая, но ее силы не
пропадут даром: она сделает свою невольную работу, и закон исполнится и на ней.
В первый раз заползло в ее душу настоящее чувство тяжкой неловкости, назойливой, властной потребности убедиться: тот ли это человек, за которым она кинулась из родительского дома, как за героем, за праведником, перед которым стояла на коленях долгие годы, или ей его подменили, и между ними уже
стена, если не хуже, если не овраг, обсыпавшийся незаметно и перешедший в глубокую
пропасть?